Это было в Саласпилсе
Представляю на суд читателя серию статей Ю.Дмитриева из газеты "Советская Латвия" за 1959 год. Здесь рассказывается о главном строителе концлагеря в Саласпилсе - инженере Магнуссе Качеровском. В том далеком, 1959 году, он был арестован органами правосудия за сотрудничество с нацистами и издевательства над узниками лагеря. Материал публикуется полностью, без каких-либо исправлений или сокращений.
Мемориал в Саласпилсе, 1968 г.
Иллюстрации к данной публикации подобраны из Германского архива и частной коллекции.
Советская Латвия, 27 сентября-2 октября 1959 г., №№228-232
Ю.Дмитриев
***
ВСТРЕЧА НА УЛИЦЕ
В этот воскресный день Станислав Антонович Розанов, как обычно, вышел погулять. Неторопливым, спокойным шагом подошел к киоску, купил свежую газету и пробежал последние сообщения. Увидел новую витрину магазина и внимательно осмотрел ее.
Неожиданно взгляд его остановился на высоком мужчине в черном пальто и очках. Розанов посмотрел на него и вздрогнул. То же прямоугольное лицо, низкий лоб, тонкие губы… Это он, ну, конечно, это он! Но почему на свободе? Как сюда попал? В памяти молниеносно оживали картины прошлого.
…Узкий берег Даугавы. Река кое-где уже покрыта тонким льдом. Сзади, на пригорке, часовые. Розанов вместе с группой политических заключенных работает на пилораме. Сюда же под конвоем привели военнопленных. На них страшно смотреть. Это какие-то ходячие скелеты, выходцы из потустороннего мира. Почти все – без шинелей, в летнем изорвавшемся обмундировании. Их заставляют лезть в ледяную воду, вылавливать бревна и подкатывать к пилораме. Восемь-девять человек берутся за тонкое бревно и с трудом сдвигают его с места. Несколько человек греют у костра окоченевшие ноги. Они кладут их прямо в огонь, обжигают, но не чувствуют этого.
Внезапно толпа пленных приходит в движение. Из уст в уста шепотом передаются два слова: «Качеровский идет!». На пригорке появляется долговязая фигура. Качеровский привычно выбрасывает вперед руку и возгласом «хайль Гитлер!» приветствует немецкого офицера. Заключенные торопливо снимают шапки. А через минуту его голос уже гремит в толпе пленных.
– Что, коммунисты, бережете себя? Даром хлеб казенный едите! Да вас, скотов, все равно расстреляют! А ну, в воду, за бревнами!
В руках Качеровского палка. Удары сыплются направо и налево. Кто-то из пленных падает и остается лежать на промерзлой земле. Вот Качеровский подходит к пилораме. Его тяжелый взгляд останавливается на Розанове.
– Как работаешь? – кричит он. – Возьми лом, лопату и иди за мной!
Розанов берет инструмент и бредет за Качеровским. На пригорке они останавливаются. Качеровский отмеряет квадрат пять метров длину, пять метров в ширину. «Даю тебе три часа. Выроешь здесь яму глубиной два метра. Если не сделаешь, тебя здесь же и закопают. Понял?».
Розанов все понял. Вскопать крепко схваченный морозом грунт, да еще на такую глубину, не под силу и здоровому человеку. Обессиленному, полузамерзшему узнику нечего и думать об этом. Видимо, пришел конец. Лом гулко ударяется об землю и отскакивает. Через два часа приходит лагерный полицейский и отводит его в карцер. Качеровский сменил гнев на милость.
… Вспоминая обо всем этом, Розанов лихорадочно думает:
– Что же делать? Броситься на него и закричать? Но вдруг это все-таки не он? Ведь тот не носил очки. А может быть, у него документы на чужую фамилию. Что тогда? Наконец, приходит спасительная идея. Розанов идет к постовому милиционеру, вкратце рассказывает о себе и говорит:
– В этот магазин зашел опасный преступник. Прошу проверить у него документы. Боюсь, правда, не скрывается ли он под чужой фамилией. Через несколько минут милиционер сообщает:
– Его фамилия Качеровский. Проживает он по улице Горького, дом номер…
***
Через день в Комитет государственной безопасности при Совете Министров Латвийской ССР поступило заявление. «Я, Розанов С.А., 1921 г.р., по национальности латыш, беспартийный, осенью 1941 года был арестован гитлеровцами, т.к. являлся командиром отряда рабочей гвардии. Меня заключили в Саласпилсский концентрационный лагерь. Начальником строительства лагеря был Качеровский Магнусс. Теперь я встретил его в Риге разгуливающим на свободе. На совести этого палача, прислужника гитлеровских бандитов, немало человеческих жертв, – говорилось в письме, – Качеровский не был руководителем строительства в обычном смысле этого слова. Фашисты наделили его особыми полномочиями, судьбы многих людей находились полностью в его руках». И дальше шли факты. Снова вспоминал Розанов пережитое.
… Опять берег Даугавы. Пришедший сюда Качеровский замечает, что двое пленных стоят у костра и жадно едят хлеб. Очевидно, они достали пищу у местных жителей. Начальник строительства знаком подзывает двух охранников.
– Куда смотрите?! – орет он на них. – Эти свиньи тут прохлаждаются, курорт себе устроили. Я доложу коменда…
Эсэсовцы, словно заводные куклы, вскидывают автоматы. Короткая очередь, и оба пленных падают с простреленными головами. Их трупы не убирают до вечера – в назидание живым…
Еще одна встреча с Качеровским. Розанов и двое заключенных находятся в котловане. В тот день с воли ему передали несколько картофелин. Пока Розанов копает землю, его товарищи разводят костер и принимаются варить драгоценные клубни. Неожиданно резкий окрик заставляет их поднять головы. У края котлована стоит Качеровский. Рядом с ним появляется начальник гестапо Риги Ланге, приехавший инспектировать лагерь.
Рудольф Ланге, начальник службы безопасности в Латвии
– Обратите внимание, герр штурмбанфюрер, чем они занимаются… – говорит Качеровский.
Ланге спрыгивает в котлован, носком до блеска начищенного сапога брезгливо опрокидывает котелок, медленно вытаскивает пистолет.
– Где вы взяли картофель? – задыхаясь от злобы, спрашивает он.
Узники молчат. Ланге приказывает им повернуться спиной. Затем подходит к одному, приставляет пистолет под левую лопатку и нажимает курок. Таким же образом расправляется со вторым. Качеровский смотрит на тела заключенных, трепещущих в агонии, и улыбка кривит его тонкие губы.
– Твое счастье, что ты работал, – обращаясь к Розанову, бросает он, удаляясь вслед за штурмбанфюрером.
СВИДЕТЕЛЬ НЕ ПОМНИТ
Кто может подтвердить сообщение Розанова? – таков первый вопрос, который встает перед работниками Комитета государственной безопасности. Розанов называет бывших заключенных. В памяти сохранилось не так уж много – пять-шесть фамилий ближайших товарищей. Имен он, правда, не знает, возраст может назвать приблизительно. Где они находятся? Это он тоже затрудняется сказать. Кое-кто, кажется, живет в Риге, остальные – неизвестно где.
Запрашивается адресный стол. И вот уже найден один из бывших политзаключенных Саласпилса.
– Кто был начальником строительства лагеря? – спрашивают его. Свидетель не помнит. Ему показывают три фотографии. На одной из них Качеровский, на двух других – посторонние лица. Свидетель внимательно смотрит и… отрицательно качает головой. Нет, он не может вспомнить, боится оговорить невинного человека. Исполнилось уже 17 лет с тех пор, как его заключили в Саласпилс. Столько людей прошло с тех пор перед глазами! Зато свидетель называет несколько фамилий бывших узников. правда, адресов их он не знает.
– Если бы вы меня спросили в 1945 или в 1946 году, говорит другой свидетель, – я бы вам рассказал многое. Теперь же мне трудно что-нибудь припомнить. Я знаю, что Качеровский был начальником строительства, я помню, что заключенные его боялись так же, как самого коменданта лагеря Никеля. Я знаю, что он мерзавец, как, впрочем, и все тогдашнее лагерное начальство. Все они нас за людей не считали, все били и издевались.
Такой ответ не удовлетворяет работников КГБ. Нужно установить точно, когда, где и как совершал свои преступления Качеровский.
Поиски продолжаются несколько месяцев. Попробуйте, например, найти в Латвии человека по фамилии Ванаг, если известно лишь то, что ему сейчас должно быть около пятидесяти лет. Сотни, может быть, тысячи людей носят эту распространенную фамилию. И все же Ванаг был найден. Ему задают все тот же вопрос, который уже ставился перед десятками людей: «Кто являлся начальником строительства Саласпилсского концентрационного лагеря?». В отличие от других свидетелей, Ванаг отвечает уверенно:
– Качеровский Магнусс.
– Что вы можете сказать об этом человеке?
Ванаг заморгал глазами, глянул куда-то в сторону, потом прикрыл лицо локтем и зарыдал. «Я столько натерпелся от него», – как бы оправдываясь, проговорил он.
300 ОЧЕВИДЦЕВ
И Ванаг начал рассказывать. Перед самой войной он был назначен директором национализированной мельницы. Когда волость оккупировали гитлеровские войска, Ванага арестовали, признали «социально-опасным элементом» и направили на принудительные работы по строительству Саласпилсского лагеря смерти, но в качестве вольнонаемного. Здесь он и встретился с Качеровским. Однажды Ванаг стал свидетелем такой сцены.
Охрана привела к зданию комендатуры трех заключенных евреев, у которых во время работы нашли по куску хлеба. По приказу коменданта концлагеря, тот, кто посмел передать хлеб еврею, расстреливался на месте. Не желая подводить честных людей, узники отказались отвечать на вопросы палачей. Тогда Качеровский схватил палку и начал избивать одного из них. За второго принялся комендант Никель. На следующий день их повесили. Когда тела вынули из петли, один из узников очнулся и привстал. Выстрелом в затылок эсэсовец добил его.
Подобные расправы происходили в лагере чуть ли не каждый день. На этот случай там, на плацу, была установлена виселица. Качеровский старался не пропускать ни одного повешения, ни одного расстрела. Он ходил и за пределы лагеря, где убивал людей, пытавшихся сбежать.
Он любил сопровождать по лагерю начальника гестапо Ланге, который нередко наведывался сюда. Поводов для этого находилось много. То надо было испробовать на человеческих мишенях новый пистолет, то просто подышать свежим воздухом. Ходить с Ланге было весьма интересно. Герр штурмбанфюрер расстреливал каждого заключенного, который оказывался поблизости. Когда они двое, оба здоровые, упитанные, шли по лагерю (Качеровский на полшага сзади), Качеровский ощущал, как какая-то частичка величия, исходившая от начальника гестапо, страха, который все испытывали перед ним, переходит на него. И он еще выше задирал голову, старался копировать походку своего шефа, его осанку, его жесты.
Ванаг рассказал, как сам он попал однажды в лапы Качеровского и едва не поплатился жизнью.
Постепенно находили все новых свидетелей. Они жили в Риге и Барнауле, Ленинграде и Даугавпилсе, Дагде и Резекне, Сигулде и Мазсалаце. Было опрошено около 300 человек.
Расследование этого трудного дела вел старший следователь капитан В.Известный. Шаг за шагом прослеживал он преступную деятельность Качеровского в годы немецко-фашистской оккупации. И перед ним вставало отвратительное лицо подлого изменника Родины, изверга, надевшего ныне личину советского человека. 18 марта нынешнего года Магнусс Качеровский был арестован.
ПО СЛЕДАМ ПРОШЛОГО
– Вот это и есть то место, где работали военнопленные, – сказал Станислав Антонович Розанов, когда мы вышли из машины и спустились к самому берегу Даугавы.
Ярко светило солнце. Играли дети. Переваливаясь с боку на бок, важно задрав шеи, цепочкой шли к воде гуси. На противоположном берегу паслось стадо коров. Ничто не напоминало о той страшной трагедии, которая разыгралась здесь глубокой осенью 1941 года.
На эту узкую береговую полосу, на участок длиной, быть может, метров двести-триста ежедневно сгоняли на работу до тысячи советских военнопленных.
Военнопленные в лагере для военнопленных Шталаг-350 в Саласпилсе
– Вот там, где виднеется роща, – говорит Розанов, – в старой казарме был лагерь. Все пленные не помещались в казарме, и многим приходилось спать на земле даже в мороз.
Советский военнопленный в лагере Шталаг-350 в Саласпилсе
Здоровые молодые люди за несколько недель превращались в калек. Голод толкал их на отчаянные поступки. Неподалеку был старый липовый парк. Пленные ободрали и съели всю кору на деревьях. В лагере громоздились целые штабеля трупов, которые постепенно вывозили в ров…
Деревья в Саласпилсском лагере военнопленных с объеденной узниками корой
От берега реки в глубь леса ведет дорога. Там был второй лагерь, где содержались гражданские политические заключенные. Это были советские активисты, передовые рабочие, крестьяне, получившие земли кулаков в результате земельной реформы, служащие советских учреждений, совсем еще молодые парни и девушки – комсомольцы. Были среди них латыши и русские, литовцы и эстонцы, белорусы и поляки. Нередко гитлеровцы арестовывали людей целыми семьями, причем малолетних детей разлучали с матерями.
15 лет тому назад Всеволод Вишневский, посетивший это место, писал в «Правде»:
«Саласпилс… Двойные ряды проволочных заграждений полевого типа. Между ними – мотки спиралей «Бруно». По углам вышки, где стояли пулеметы. Ночами лагерь обшаривали прожекторы, лучи которых насквозь пробивали не только окна, но, казалось, и тонкие фанерные стены… Черная голая земля. Вся трава, все коренья – все, решительно все было выщипано голодавшими заключенными».
Суп, который они получали, образно называли «зеленый ужас». Его варили из листьев свеклы. Впрочем, у этого супа было и другое меткое название – «Новая Европа». К нему выдавался мизерный кусок хлеба из суррогатной муки пополам с опилками и два стакана воды. Люди жили в бараках: нары в шесть ярусов. На самый верх, на «шестой этаж» заключенные забирались по лестнице.
Так выглядело творение Качеровского, построенное им на латвийской земле. В сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии отмечается, что в Саласпилсе было замучено 56 тысяч мирных граждан. Кроме того, здесь погибло 47400 советских военнопленных и огромное количество лиц еврейской национальности, завезенных из различных стран Европы.
… Мы едем той же дорогой, по которой некогда мимо вооруженных до зубов часовых ходили в лагерь заключенные. Дорога петляет в молодом лесу, пересекает железнодорожную магистраль, снова углубляется в лес. Глаз то и дело замечает поросшие травой бугры, следы давно перекопанной земли.
Машина выезжает на большую поляну и останавливается возле длинного ряда молодых сосен, построившихся в виде буквы «П».
– Это мы высаживали их по приказанию коменданта, – замечает Розанов. – Деревца окаймляли плац, где стояла виселица.
Неподалеку виднеется остаток какого-то здания, вокруг него валяются битый кирпич, куски штукатурки. Все это поросло травой. Чуть дальше замечаем обрывки колючей проволоки, уходящей в землю. Мы пытаемся вытащить их. Они не поддаются: гитлеровцы закапывали проволоку глубоко в землю, опасаясь, что заключенные могут сделать подкоп.
Кроме этих следов да нескольких канализационных коллекторов, ничего не осталось сейчас от бывшего Саласпилсского лагеря смерти.
В республике создан проект памятника жертвам гитлеровского террора. Он будет поставлен на месте, где стояла центральная вышка «конструкции» Качеровского с пулеметами на верху. Ну, а пока… К сожалению, никто не позаботился о том, чтобы установить хотя бы простую доску с напоминанием, что здесь был гитлеровский лагерь смерти, в котором погибли десятки тысяч советских людей.
Перед самым въездом в Саласпилс от шоссе влево уходит едва заметная проселочная дорога. Через несколько сот метров она приводит к небольшой зеленой поляне, уцелевшей меж двух больших распаханных полей. Это – место захоронения замученных военнопленных. Огромные рвы были до отказа забиты телами. И сейчас длинными параллельными рядами возвышаются над поляной холмы, поросшие травой.
Возле одного из них мы увидели яму, вырытую, очевидно, недавно. На дне ее были разбросаны кости – человеческие кости.
Потрясенные, в глубоком молчании стояли мы над останками человека. Кто он? Откуда? Этого уже никто и никогда не узнает. Только где-нибудь до сих пор его оплакивает мать.
А в голове теснились мысли: может быть, этот человек – одна из жертв Качеровского? А может быть, убийца сейчас разгуливает в Бонне и муштрует новых головорезов, чтобы опять повести их на Восток?
И перед нами вставал весь страшный смысл слов «возрождение германского милитаризма», слов, которые мы нередко читаем в газетах и слышим по радио, но которые от частого повторения стерлись и не производят должного впечатления.
Почти 15 лет прошло со дня окончания войны. Выросли и вступили в жизнь новые поколения, которые знают о ней только из книг и по рассказам старших. Но прошлое забывать нельзя. И когда мы слышим, что и в западногерманских городах снова устраиваются сборища эсэсовских молодчиков, что герр Аденауэр назначает на командные посты в боннском бундесвере бывших гитлеровских генералов, что их вооружают атомным и ракетным оружием, вспомним о массовых расстрелах мирных советских людей, вспомним Саласпилс.
ПУТЬ ПРЕДАТЕЛЯ
Если прочитать биографию Качеровского, сочиненную им самим, может создаться впечатление, что перед нами вполне порядочный человек. Одна за другой следуют даты – рождения, окончания школы, начала трудовой деятельности, женитьбы, учебы в университете. Здесь все округлено, сглажено, завуалировано. Но теперь мы имеем возможность по показаниям свидетелей составить его настоящую биографию. И она выглядит совсем иначе. Можно с полным основанием сказать, что Качеровского породил прогнивший режим буржуазной Латвии, подобно тому, как его шеф Ланге был вскормлен германским милитаризмом.
Магнусс Качеровский родился в 1902 году в бывшей Заубесской волости Рижского уезда, в семье мельника. С малых лет ему внушали почтение к двоюродному брату Вильгельму. Это был крупный предприниматель-собственник нескольких городских земельных участков. Ему принадлежала и солидная строительная фирма.
Окончив школу, Магнусс переезжает в Ригу и начинает работать у брата. Через пять лет он уже - руководитель строительных работ на одном из объектов (кстати, на днях в редакцию позвонил рабочий с фарфорово-фаянсового завода, который еще в 1929 году был временно нанят Качеровским. С тех пор прошло тридцать лет, но он до сих пор помнит, как Качеровский тянул жилы из рабочих, как грубо обсчитывал их. Еще одна характерная деталь облика проходимца!).
Магнусс женится на дочери домовладельца. Большой жилой дом переходит в его собственность как приданое супруги. Воображение рисует сладкие картинки: он открывает свою фирму. У него пятьсот рабочих, нет, больше – тысяча! Жирные подряды городской управы таки и текут в его руки.
Но… все вышло иначе. Над Латвией взвился алый стяг Советской власти. Брату пришлось расстаться со своим имуществом: его фирма была национализирована, а Качеровский стал рядовым служащим строительного треста. Легко себе представить, как отнесся он ко всем этим событиям.
Во время следствия его родственник П.Залман рассказал: «Магнусс всегда был человеком крайне высокомерным, карьеристом, любил во всем показывать свое «я». К Советской власти и советским активистам относился враждебно. Приход немецко-фашистских войск встретил положительно».
Да, Качеровский с восторгом приветствовал гитлеровцев. С ними связывал он теперь все свои надежды. И для фашистских головорезов Качеровский был сущей находкой. В обстановке всеобщей враждебности, с которой встретило захватчиков население Риги, человек, преданный им всеми потрохами, был очень нужен. Качеровский с радостью ухватился за предложение возглавить строительство Саласпилсского концентрационного лагеря. Конечно, он построит лагерь, а потом, когда фюрер выиграет войну… И Качеровский с выением принялся за дело. Это он придумал «конвейер», выматывавший последние силы заключенных. Представьте себе цепочку заключенных с носилками. Безостановочно бегут они мимо ям, где другие узники роют песок. Вот носилки поравнялись с ямой. Прямо на ходу на них бросают лопату песка. Следующая яма – еще лопата. И так, пока не наполнятся носилки. Остановиться, передохнуть, положить тяжелую ношу на землю нельзя: «конвейер» может замедлить движение. По воскресеньям и после того, как строительство лагеря был закончено, «конвейер» продолжал действовать. Заключенные перетаскивали из одного конца лагеря в другой огромные кучи песка. Это была никому не нужная работа. Качеровский очень гордился своим изобретением.
"Творение" Качеровского - концлагерь в Саласпилсе для политзаключенных (1941/42 г.)
Еще один штрих из его биографии, выявленный на следствии. В честь нового 1942 года Качеровский с супругой устроили на своей квартире бал. Среди званых гостей блистали сам начальник гестапо Риги штурбанфюрер Ланге и другие высоко поставленные гитлеровские чины. Для увеселения пригласили артистов, которые исполняли немецкие песни на немецком языке. Ланге неожиданно расчувствовался. Он услышал песенку о том, как немецкая девушка провожает своего суженого в поход на Восток, где его ждут почет, слава и богатство, и украдкой смахнул слезу. С этого вечера Качеровский стал личным другом начальника гестапо Риги. А это что-нибудь да значило…
Начало 1942 года. Почти все военнопленные уже покоятся во рвах. В лагерь начинают поступать эшелоны с заключенными евреями. Составы идут из Германии, Австрии, Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, Чехословакии, Польши, Румынии… Перед отправкой гитлеровцы объявили своим пленникам, что увозят их на работу до конца войны. Приказано было взять с собой все вещи, которые, впрочем, погрузили отдельно.
Еврейские узники строят бараки лагеря
Обреченных на смерть людей уже разместили в бараках, когда в Саласпилс стали прибывать вагоны с их имуществом. Прямо из вагонов на насыпь выбрасывали кожаные чемоданы, кофферы, саквояжи. Эсэсовцы от наслаждения потирали руки: здесь было чем поживиться. Немедленно выделили группу заключенных. Им было приказано вскрыть все это добро и рассортировать вещи на три группы: ценные, новые и поношенные.
Качеровский, оставив свои строительные дела, вместе со всем лагерным начальством набросился на имущество пленников. Его, как и других, прежде всего интересовало золото, иностранная валюта, драгоценности, дорогие меха. Следствию удалось найти свидетеля, который доставил на рижскую квартиру Качеровского полную грузовую машину с заново пересортированными, туго набитыми чемоданами. Мало! Через несколько дней туда же посылается еще 8-9 чемоданов, потом еще и еще. Вот он, долгожданный момент, вот оно, исполнение его мечтаний! Куда до него брату с его фирмой. Теперь Магнусс Качеровский станет крупнейшим предпринимателем Латвии! Да что Латвии, всей Прибалтики! Он будет ворочать делами в Новой Европе, о нем узнает сам фюрер…
Чем больше обогащался Качеровский, тем злее ненавидел заключенных. Враги фюрера, они были и его личными врагами. Эти люди, насильственно одетые в нелепую, уродливо сидящую, сшитую из дерюги, однообразную серую форму, с деревянными колодками на ногах, раздражали его. Даже здесь, в лагере, несмотря ни на что, они сохраняли чувство собственного достоинства и дух сопротивления. И он старался сломить этих людей, растоптать их физически и морально.
Узники Саласпилса на строительстве лагеря
Случай помог ему сделать еще одно черное дело. В лагере действовала антифашистская организация, объединявшая коммунистов и беспартийных, заключенных различных национальностей. В нее входили латыши Валдемар Мелтис, Карл Фелдманис, Гиртс, русский Константин Стрельчик, эстонец Рихард Веске и другие. Эти люди не знали страха. Когда заключенные работали на каменоломне, оттуда таинственно исчезала взрывчатка. Тайком ее проносили затем в лагерь и прятали. Членам организации удалось изготовить самодельные ручные гранаты, сделать копию ключа от комнаты, где хранилось оружие и боеприпасы эсэсовцев, достать фальшивые паспорта, что было очень важно на случай побега. антифашисты готовили восстание, которое хотели приурочить к подходу частей Советской Армии. Но случилась беда.
Карл Фелдманис работал в конторе Качеровского. Этот уже пожилой инженер-строитель, как рассказывали, в 1940-41 годах руководил сооружением оборонных объектов под Лиепаей. Там его и захватили немцы. Фелдманис имел доступ к кабинету Качеровского, где стоял радиоприемник. Когда начальник строительства уходил по делам, заключенный тайком слушал Москву. И вскоре всему лагерю становилось известно, что дела гитлеровцев идут далеко не так блестяще, как они об этом говорят.
Как-то раз, предварительно запершись изнутри, Фелдманис слушал очередную передачу. Неожиданно снаружи стали рваться в дверь. Это был Качеровский.
– Так, так, – злобно процедил начальник строительства лагеря, подходя к аппарату. – Приемник-то теплый. Значит, радио слушаете. Я доложу коменданту.
Через неделю вместе с Фелдманисом было арестовано и отправлено в Ригу 100 заключенных. А потом в лагерь поступила окровавленная одежда инженера и еще тридцати его товарищей. Это означало, что они расстреляны. Одежду надлежало выстирать, аккуратно залатать дыры, пробитые пулями, и выдать вновь прибывшим. Вероятно, организацию провалил провокатор, подосланный гестапо. Но и подлый донос Качеровского сыграл свою роль.
… Наступил 1944 год. Этот год в биографии Магнусса Качеровского занимает особое место. Его можно назвать годом краха всех надежд. Все ближе к границам Латвии подходила Советская Армия. Гитлеровцы поняли, что скоро их вышвырнут и отсюда. Они стали заметать следы совершенных преступлений. Черный дым костров повис над Саласпилсом. Специальные команды заключенных разрывали могилы, собирали трупы женщин, детей и сжигали их. Затем, чтобы не оставлять свидетелей, эти заключенные были уничтожены.
Качеровский понял, что дальнейшее пребывание в лагере становится опасным. И он вступает в зенитно-артиллерийское подразделение немецко-фашистской армии. А свою супругу с награбленными ценностями отправляет подальше от фронта, на запад, надеясь со временем последовать за ней. Но вышло иначе. В мае 1945 года, когда капитулировала окруженная курземская группировка, частями Советской Армии был взят в плен и Качеровский.
Его спросили, чем он занимался во время гитлеровской оккупации. «Я работал во второй строительной конторе Риги», – скромно ответил Качеровский и показал соответствующие документы.
Подавляющее большинство тех, над кем издевался этот изверг, лежало в земле Саласпилса, других угнали в Германию. Трудно было проверить показания Качеровского, и ему разрешили возвратиться в Ригу. Первые дни он ходил, втянув голову в плечи, боязливо озираясь по сторонам. Ради осторожности не пошел даже на свою бывшую квартиру. Встретил дворника, который знал, что в подвале дома было запрятано (на всякий случай!) несколько «саласпилсских» ящиков, и даже не заикнулся о них. Для начала устроился на самую скромную работу.
Постепенно, однако, Качеровский осмелел. Ротозеи двигали его вперед по служебной лестнице, и он решил, что все концы спрятаны в воду, что никогда не узнают, кем он был на самом деле, что возмездие за совершенные преступления миновало.
Когда его арестовали, он занимал пост директора научно-реставрационной производственной мастерской Государственного комитета по делам строительства и архитектуры. Качеровский обзавелся собственным домом, стоимость которого оценивают в сто тысяч рублей, и личным автомобилем. Как видим, он снова преуспел.
Что касается супруги, то к концу войны она оказалась в Германии, в американской зоне, и как только представилась возможность, выехала в Канаду. Там она живет и сейчас. Мадам Качеровская – о, конечно! – ходит в политических эмигрантах, поет хвалу «свободному миру» и понемногу проедает добро, «организованное» в свое время ее супругом.
Могло ли так быть, чтобы за все эти годы Качеровского не встретил никто из тех, кто знал о его прошлой деятельности? Конечно, нет. Следствию удалось установить, что не раз и не два узнавали его. Но одним Качеровский говорил, что он де уже отбыл наказание, другие этим уже не интересовались. Удивительное дело! Знать, что перед тобой человек, у которого руки по локоть в крови, и молчать, бесстрастно проходить мимо, как будто тебя это не касается. Он бы еще разгуливал на свободе, если бы его случайно не узнал бывший политзаключенный Станислав Розанов. Не в пример другим. Розанов проявил настоящую бдительность, помог разоблачить опасного преступника.
«НЕ ЗНАЛ, НЕ ВИДЕЛ, НЕ СЛЫШАЛ»
Когда Качеровского арестовали, а это случилось через много месяцев после того, как Розанов встретил его на улице, – он, разумеется, не знал, что органы КГБ уже собрали изобличающий материал. И матерый преступник начал все отрицать. Он де ничего не делал, никого и пальцем не обидел. Он вообще не видел никаких зверств в Саласпилсе. Отношение к узникам со стороны гитлеровской охранки и гестапо было… самым корректным. Словом, концлагерь был чем-то вроде дома отдыха или санатория .
Следователь устраивает очные ставки. Лицом к лицу встречаются Качеровский и его жертвы. Вот выдержка из показаний свидетеля Козлова. «До войны я служил в органах милиции Резекненской волости. Осенью 1941 года был арестован вместе со всей семьей и отправлен в Саласпилсский лагерь. Здесь меня заставили убирать нечистоты. Работать приходилось на улице, без рукавиц, хотя было очень холодно. Тогда я выменял рукавицы у одного заключенного за пайку хлеба. Об этом узнал Качеровский. Он подскочил ко мне и, грубо ругаясь, ударил рукояткой пистолета по зубам. Я упал. Качеровский стал топтать меня ногами. Когда он ушел, заключенные помогли мне подняться. С правой стороны у меня были выбиты все зубы».
– Вы хорошо помните, что вас бил именно Качеровский? – спрашивает старший следователь капитан Известный.
– Такое запоминается на всю жизнь, – отвечает Козлов.
Еще одна очная ставка. Показания дает свидетель Соловьев: «Я был уборщиком шестого барака. Для производства уборки мне выдавали старые одеяла, простыни, наволочки, поношенное белье. заключенных из нашего барака гоняли на торфоразработки за пределы лагеря. Вместе с ними там работали вольнонаемные, у которых можно было достать продукты. Однажды товарищи попросили у меня несколько старых вещей, которые они надеялись обменять на хлеб. Чтобы спасти людей от голодной смерти, я согласился. Однако при выходе из лагеря колонна узников была обыскана, и эти вещи нашли. Качеровский лично вместе с эсэсовцами осматривал заключенных. Найдя у Шалаева старое полотенце, он наотмашь ударил его по лицу и крикнул: «Так мы (!!) войну не выиграем!». Наш барак затих в ожидании расправы. Вечером раздача ужина была задержана. Заключенных построили вдоль нар, и комендант по-немецки зачитал приказ. Качеровский переводил его на латышский язык. За «разбазаривание» лагерного имущества мне должны были дать пятьдесят ударов плетью. Меня схватили и повалили на скамейку. Один из эсэсовцев сел на шею, другой на ноги. А Качеровский, засучив рукава, стал бить плетью, сделанной из витков кабеля. От нанесенных ударов я потерял сознание. Долгое время потом тело мое гноилось, я стал харкать кровью».
Наказание заключенного в лагере
Факт расправы с Соловьевым подтверждает ряд свидетелей. Тем не менее Качеровский все отрицает, он, мол, не помнит подобных «мелочей» из своей практики.
Ему напоминают еще один эпизод. Качеровский и его друзья из гестапо решают повеселиться. Им надоело только бить и убивать. На сей раз придумывается кое-что новое. Они приходят в восьмой барак и приказывают женщинам раздеться догола и построиться в шеренгу. Затем вызывается парикмахер мужчина из числа заключенных. Начинается жуткое издевательство над человеческим достоинством, над честью женщины. Эсэсовцы гогочут. Одна девушка пытается сопротивляться. Ее раздевают насильно. Подбегает Качеровский и овечьими ножницами выстригает ей целые клочья волос. Затем обнаженных женщин фотографируют.
Все новые и новые факты изуверских пыток, бесчисленных издевательств добывает следствие. Бывший политзаключенный т.Гудулис рассказывает, как Качеровский гонял узников, обутых в деревянные колодки, «гусиным шагом», как, словно заправский фельдфебель, командовал: «Встать! Лечь! Бегом!». Братья Гарольд и Гуго Линдберг, которые в то время были вольнонаемными, показали, что Качеровский выдал их гестапо за то, что они не явились на работу в выходной день.
Запирательство не помогает. Тяжкие преступления доказаны. Сполным основанием обвинительное заключение констатирует, что «Качеровский Магнусс Эдуардович, оставшись на временно оккупированной немецко-фашистскими войсками территории Латвии, изменил Родине и встал на путь оказания активной помощи фашистским оккупационным органам власти».
Конечно, в этом документе перечислены далеко не все преступления, совершенные Качеровским. Только те, кто покоится в земле Саласпилса, могли бы воссоздать полную картину сооружения «новой Европы» на латвийской земле. Но и установленные факты изобличают преступника в достаточной степени. Верховный суд Латвийской ССР в открытом судебном заседании выносит приговор: десять лет лишения свободы с конфискацией имущества.
СТРАННЫЕ ВЕЩИ
В «деле» Качеровского, которое занимает три объемистых тома, есть между прочим страницы, где о преступнике говорится в положительном смысле. Это – характеристики. Вот, например, что пишут председатель Государственного комитета по делам строительства и архитектуры при Совете Министров республики т.Трейлиб и секретарь партийной организации этого учреждения т.Лаушкин: «За время работы директором научно-реставрационной мастерской Качеровский расширил объем выполнения работ и деятельность мастерской по реставрации памятников архитектуры с полутора миллионов рублей до пяти миллионов рублей».
Странная формулировка! Можно подумать, что мастерская – это частная лавочка Качеровского, а не государственное учреждение. Он, мол, захотел – и «расширил», а не захотел бы, так дело бы и осталось при полутора миллионах.
Совершенно восторженную характеристику накануне суда выдали Качеровскому его заместитель Р.Сеглинь и предстедатель месткома Э.Дарбварис. Он, мол, сам не пил и другим не давал, он де энергичный, заботливый и т.д. Конечно, Сеглинь и Дарбварис вряд ли знали о прошлом Качеровского. Зато им было хорошо известно кое-что другое: год тому назад против Качеровского возбудили уголовное дело, поскольку он самовольно взял со склада на 27 с половиной тысяч рублей разных стройматериалов для сооружения собственного дома. Тогда Качеровского «спасли» от уголовного преследования, и он отделался строгим выговором.
Незадолго перед этим в газете «Падомью яунатне» появился фельетон под многозначительным заголовком «Бай Качеровский». В нем вскрывались факты самодурства Качеровского и неправильного увольнения работницы мастерской.
Обо всем этом умалчивают в своей «характеристике» Сеглинь и Дарбварис. Что это – политическая близорукость или кое-что похуже? А может быть, разгадку следует искать в том, что т.Дарбварис соорудил себе новый дом по соседству с Качеровским и, вероятно, не без его помощи?
Еще более странным кажется то, что в бывшей «вотчине» Качеровского, где работает более трехсот человек, нет партийной организации. Качеровский, насколько это было в его силах, старался не принимать на работу коммунистов и комсомольцев, а тех, кто уже работал к моменту его прихода, – выживал. Зато он усиленно комплектовал кадры «своего» учреждения людьми с весьма неприглядным прошлым.
Когда взвешиваешь все эти факты, становится понятным и другое. Накануне процесса Качеровского в мастерской состоялось собрание «актива». Оно решило… выдвинуть на суд общественного защитника, хотя преступления Качеровского никакого отношения к деятельности мастерской не имеют.
Наша общественность приветствует такие факты, когда коллективы рабочих, служащих, учащихся в соответствии с законом выдвигают общественных защитников для людей, случайно оступившихся, совершивших малозначительные преступления, искренно раскаявшихся. Они это делают тогда, когда видят, что перед ними не потерянный человек, а человек, который может быстро исправиться, стать полноценным членом нашего общества. Но разве дело Качеровского хоть сколько-нибудь похоже на все это? Или, может быть, нынешние руководители считают, что подлая измена Родине, садистские издевательства их бывшего шефа над советскими военнопленными и политическими заключенными - это пустяки, которые можно за давностью лет простить?
Наше общество, наши люди великодушны. Советское правительство амнистировало тех, кто сотрудничал с оккупантами в силу чрезвычайных обстоятельств того времени, по принуждению, в силу недомыслия. Мы простили тех, кто лично не совершал убийств и злодеяний. Но можно ли простить Качеровского, этого изверга и палача, перед которым трепетал весь Саласпилсский лагерь? Можно ли забыть о том, что он совершенно сознательно и добровольно возглавил строительство этого лагеря и, чтобы угодить оккупантам, возводил его буквально на человеческих костях? Нет, этого простить нельзя! Такое забыть нельзя! Это было бы кощунством по отношению к жертвам Саласпилса.
Лагерная полиция
И уж совсем как скверный анекдот выглядит тот факт, что собрание «актива», а по существу собрание людей, лично преданных Качеровскому, выдвинуло в качестве общественного защитника некоего Янсона, в прошлом… унтершарфюрера войск СС. Очевидно, он оказался наиболее подходящей кандидатурой для этой цели. Легко себе представить, что мог бы сказать на суде такой с позволения сказать «защитник»!
Невольно хочется спросить, где же был Кировский райком партии Риги, когда разыгрывалась эта комедия? Только отсутствием всякого контроля со стороны партийных органов можно объяснить положение, сложившееся в мастерской.
***
Заканчивая рассказ о деле Качеровского, хочется упомянуть еще о таком случае. Во время следствия два бывших узника Саласпилса показали, что осенью 1943 года на территории лагеря они закопали бутылку со списком лагерных полицейских, старшин бараков и других пособников гитлеровцев. «Мы, быть может, не доживем до победы, – рассуждали заключенные. – но люди найдут наши записи и сурово накажут выродков».
Сейчас с помощью чекистов эту бутылку удалось обнаружить. Список, в который занесена 61 фамилия, находится в надежных руках. Пока удалось установить, что добрая половина негодяев получила по заслугам. А остальные? Одни сбежали за границу и околачиваются там на задворках иностранных разведок. Другие нашли смерть в «Курземском мешке». А третьи? Как знать, не исключено, что они так же, как это долгое время удавалось Качеровскому, находятся среди нас.
Люди! Не забывайте прошлого. Будьте бдительны!
