БРАДИНСКАЯ Галина Ивановна
БРАДИНСКАЯ Галина Ивановна (девичья фамилия – Лукашевич), 1934 г., Ленинград
Саласпилсский концлагерь смерти больше не существует. Пытаясь скрыть следы своих ужасных преступлений, фашисты, отступая, сожгли, уничтожили его. У меня, бывшей узницы Саласпилсского концлагеря, остались лишь жуткие воспоминания о нем. Их не забыть, не изгладить из памяти. Мы помним и будем помнить до конца своей жизни, что двуногие фашистские чудовища причинили нам, детям-узникам. Лишь немногие дети после тяжелых испытаний остались в живых, и среди них почти все больные и инвалиды. В лагере я с братом Толей была в медгруппе. У меня брали три раза кровь, я потеряла частично зрение и стала пожизненным инвалидом.
Слухи о том, что в Саласпилсском лагере ежедневно гибнут десятки и сотни детей взбудоражили жителей Риги. Они решили любой ценой спасти оставшихся еще живых детей. Им удалось получить разрешение на воспитание детей, взятых из концлагеря.
В апреле 1943 года на территорию лагеря въехало несколько грузовиков и одна металлическая машина без окон с одной маленькой входной дверцей. Это была «душегубка». Нас выгнали из барака, и эсэсовцы стали производить отбор детей. Всех больных детей, в том числе и меня, посадили в «душегубку». Брата моего Анатолия посадили в грузовую машину, крытую брезентом. Меня испугала разлука с братом, он был старше меня на два года и был мне опорой. Не раз его наказывали за меня. Не раз он стоял на коленях «под метлой» (такое было наказание). Я очень болела, распухли ноги, и я больше лежала на нарах, а брат во второй раз становился в очередь, чтобы получить мою порцию похлебки. За это его наказывали надзиратели, и, улучив момент, когда гитлеровец отошел от нашей машины, я, собрав последние силы, с помощью брата взобралась в их грузовик. И нас 570 детей привезли в Ригу, в православный женский Троице-Сергиевский монастырь, который находился на улице Кр.Барона, 126, Нас ласково встретили монахини, и мы получили по куску хлеба с маслом.
22 апреля 1943 года меня взяла на воспитание Белийс Валентина, проживающая в г.Риге, ул.Гертрудес, 69/71, кв.13. Когда она поняла, что я тяжело больна и не смогу быть нянькой ее троим детям, она передала меня на воспитание Петровой Анне Савельевне, проживающей в г.Риге, по улице Гертрудес, 99, кв.41.
За мою жизнь моя новая мама боролась 7 лет. У меня было сильное малокровие и все тело было в язвах, особенно руки, все это оттого, что организм не получал витаминов.
Мой брат попал на воспитание к гражданке Сидоровой, потом она его передала в детдом.
Помню, летом 1942 года меня с братом Толей (он умер 43-летним) отдали в батраки в Зилупе на хутор пасти коров. Хозяйка оказалась очень жадной и злой. У нее было двое детей нашего возраста. В комнаты нам строго было запрещено заходить, и мы ночевали в сенях на домотканой дорожке. Она морила нас голодом, за все лето не дала стакана молока. Молоко каждый день в больших бидонах возили в город на продажу. Довели нас до того, что мы у свиней воровали картошку в мундире и ели ее в туалете, за что брат был зверски избит, когда хозяйский сын подсмотрел за ним (он нес две картошины от свинарника).
Однажды к хозяйке пришли друзья, и она начала им жаловаться, что немцы дали ей плохих батраков, сколько их ни корми, им все мало, и бросила нам несколько драников (картофельных блинов) прямо на пол. Когда брат подобрал эти блины, хозяйка стала смеяться, вот, мол, видите, какие они голодные. Но ее друзья не смеялись и промолчали...
До войны мы жили с родителями в Ленинграде. Когда началась война, нас, детей, родители отправили к бабушке в Белоруссию, в Витебскую область, Освейский район, деревню Семеново (до войны называлась Верховые). Когда немцы взяли нашу деревню, всех детей и взрослых поставили в одну шеренгу и стали спрашивать, сколько кому лет. Молодых и средних лет людей поставили в одну сторону, а больных и пожилых загнали в дом бабушки, закрыли, и подожгли.
Я бросилась к немцу в ноги и на коленях стала просить не убивать мою бабушку, но он так сильно сапогом отбросил меня в снег, что у меня перехватило дыхание, так как удар был в грудь. Потом немцы подожгли всю деревню, а нас погнали в Латвию, гнали как скот. Для многих эта дорога стала могилой. Тех, кто терял силы и не мог идти, немцы добивали прикладами. Мы долго не знали, что произошло с нашими родителями. И только в 1948 году к приемной моей матери приехала моя родная мать из Ленинграда. Отец мой погиб.
