Этого не забыть

Тильс А. Этого не забыть. // «Советская Латвия», №89, 15 апреля 1945 г.

 

 

Годы немецкой оккупации, которые я пробыл в Рижской центральной тюрьме и в Саласпилсском концентрационном лагере, навсегда останутся в памяти, как самые страшные и самые черные дни моей жизни.

Сейчас, когда кошмар того времени остался позади, мне хочется рассказать, что пришлось пережить во время немецкого нашествия.

 

Вскоре после того, как немецкие оккупанты захватили Ригу, меня арестовали и бросили в тюрьму. Вначале меня держали в общей камере, а потом, когда таких, как я, прибавилось еще несколько человек, создали специальную камеру для малолетний. Среди заключенных в камере были и мои знакомые — Анатолий Белов, которого немцы после мучительных пыток расстреляли, и другие.

С первых же дней в тюрьме меня сильно избивали. Однажды днем меня вызвали на допрос. Гестаповцы, среди которых были латышские предатели Лиепниекс и Пуринь, держали меня до поздней ночи. Каждый раз, когда я отказывался что-либо сообщить, меня сбивали со стула, били резиновыми стеками и топтали ногами. От этих побоев сильно кружилась голова, и я терял сознание. Раз во время допроса полицейский положил мне дуло пистолета в рот, а второй стрелял сзади в потолок.

 

Не было в вашей камере ни одного человека, который, вернувшись с допроса, не был бы избит до крови. Почти каждый день, когда во двор тюрьмы въезжали немецкие черные машины, из камеры вызывали то одного, то другого заключенного. Их бросали в машины и отвозили на расстрел в Бикерниекский лес. Я знаю несколько имен тех, кого зверски замучили немцы. Особенно хорошо помню молодых людей Марика Дросатиса и Сактыня. Веселый, жизнерадостный Сактынь спал всегда рядом со мной, делился всеми своими мыслями.

 

В ночь с 5 на 6 мая 1943 года во двор тюрьмы въехали немецкие машины.

– Сегодня акция, – сказали мне товарищи по камере. Все уже Хорошо понимали, что означает это страшное слово. 

– Акция! – проносилось по тюрьме, и уже через несколько минут во всех камерах становилось известно, что сегодня многие будут расстреляны.

В такие ночи никто, конечно, не спал, ибо в любую минуту могла открыться дверь камеры, и надзиратель мог вызвать каждого.

 

Не прошло и часа, как в камеру вошел надзиратель и назвал фамилию моего товарища. Сактынь окинул взглядом камеру, посмотрел на всех нас, улыбнулся, а затем сказал:

– Передайте привет моим родителям.

С тех пор он уже больше не появлялся, вместе с десятками других людей в ту ночь его увезли на расстрел, который производился в Бикерниекском лесу. Так продолжалось изо дня в день в течение двух лет.

Страшной и мучительной смертью погиб и другой мой товарищ – Марик Дросатис. Немцы обвязали его паклей, облили керосином и подожгли.

 

В начале июня 1943 г., спустя два года после заточения в тюрьму, меня отправили в Саласпилсский лагерь. Сначала нам казалось, что Саласпилс будет лучше, чем тюрьма. Истинного положения в Саласпилсе никто не знал. Немцы принимали все меры к тому, чтобы никому из заключенных не было известно о том, что делается в этом страшном месте. Но вскоре после того, как я сюда попал, мне стало известно, что представлял собой Саласпилс. Сразу же всех нас постригли, приказали одеть на ноги деревянные колодки и тут же дали наставление: перед каждым немцем снимать шапку и низко кланяться. Если, в тюрьме мы могли разговаривать между собой, то здесь такая возможность совсем исключалась. Нам строго-настрого сказали, что во время работы ни единого слова произносить нельзя, ибо за это каждый будет нести стро­гое наказание. Одним словом, все мы должны были стать немыми. Вы­ходить куда-либо из своего барака также строго запрещалось.

 

Одно время я был сильно болен и меня положили в больницу. Здесь я узнал о том, что обычно делали немцы с больными, выздоровление которых могло наступить только с течением определенного времени. Были здесь больные туберкулезом и другими недугами 25 сентября 1944 года собрали группу таких больных в 52 человека, усадили в машины и вывезли в лес. В тот же день все они были зверски расстре­ляны.

 

Находясь в больнице, я узнал, что всех, кто заболевал тяжелой бо­лезнью, расстреливали без всякого разговора.

Часто в лагерную больницу наезжал врач в форме СД по фамилии Какис. Он осматривал тяжело боль­ных и делал им уколы. Два-три дня спустя, все больные вдруг ни с того, ни с сего умирали. Происходило это почти каждую неделю. Как-то в больницу попали два молодых человека из Латгалии. Оба они были умерщвлены с помощью тех же самых уколов.

Три года немецкой оккупации бы­ли для нашей республики самыми страшными в истории. На каждом! шагу, в каждом углу свирепствовала смерть. Это было время царства смерти. Мы никогда не забудем, и никогда не простим немцам их кро­вавых дел.