В немецко-фашистской тюрьме

Григорьева К. В немецко-фашистской тюрьме. // «Советская Латвия», №34, 22 ноября 1944 г.

 

Пять страшных слов рисуют жизнь женщин, которых немцы дер­жали в заключении в Срочной тюрь­ме: голод, холод, побои, издеватель­ства, смерть.

В тюремном здании, рассчитан­ном на 500 человек, никогда за го­ды немецкой оккупации не было меньше 2.000 женщин. Иногда ко­личество их достигало 3.000 и более. Издевательства начинались неме­дленно после прибытия очередной партии заключенных. «Нас раздели догола, отобрали все — вплоть до гребенок и головных шпилек. Потом разрешили одеть обувь и летнее платье прямо на голое тело и поме­стили в пустую камеру, где приш­лось спать на цементном полу», пишет в своих показаниях тов. Гамперт, проведшая в тюрьме около го­да. С первого же дня заключенных начали морить голодом. Кормили раз в день.

«Меню» — полкофейника похлебки из гнилой картошки и ли­стьев свекловицы. О питательности этого супа говорить не приходится, — отмечает в своих показаниях дру­гая политзаключенная тов. Борман. — Хлеба полагалось по 150 грам­мов. Но и на этом жалком пайке тюремная администрация обворовы­вала заключенных.

Долгое время не было ни нар, ни одеял. Тем из заключенных, кото­рые просили выдать постель или прибавить хлеба, надсмотрщики да­вали издевательские ответы.

Наконец, нары и одеяла были вы­даны. Они кишели вшами и кло­пами. О соблюдении хотя бы эле­ментарных правил гигиены не при­ходилось и мечтать. Изредка, прав­да, гоняли в баню. Но на камеру, т.е. на 40-50 человек, отводилось 10 минут. За такой срок не только помыться — даже дождаться очере­ди у крана с водой удавалось далеко не всем.

С наступлением зимы прибави­лось новое страдание — холод. Зима была суровой, температура падала до 30 градусов, а камеры нагревались только дыханием скученных в них людей.

 

Еще невыносимее условия были в одиночных камерах. Тов. Борман, попавшая в тюрьму в январе 1942 года, рассказывает: «Первое, что поразило меня в камере, — это леде­нящий холод. Я почувствовала ды­хание смерти, увидев, что печь ни разу не протапливалась за всю зиму и что ее и не собираются топить. У меня вскоре опухли ноги и руки, все тело болело и тряслось от озноба

 

 

Хуже всею было ночью, когда уста­лость валила на нары. Я чувствовала, что застываю и вскакивала, чтобы движением восстановить кро­вообращение. В этой камере я прожила три недели».

Голод, холод и грязь вели к быстрому разрушению здоровья. Женщины болели чесоткой, появлялась нарывы и опухоли, были случаи по­тери зрения, помешательства. Врачебной помощи не было и в помине. Заключенные массами болели ди­зентерией, тифом. Смертность была очень высокой. Ежедневно из камер выносили трупы умерших.

 

Но страшнее голода, холода и бо­лезней были издевательства, кото­рым подвергались женщины. Еже­дневно утром и вечером происходила «проверка», часто женщин вызыва­ли в коридор для «осмотра». При этом их раздевали догола. Постоян­но производились допросы. В них принимало участие от двух до пяти следователей. Приемы допросов за­висели от «темперамента» и «изобретательности» допрашивающих. Женщин, раздетых догола, били по пяткам и глазам, по половым орга­нам и груди, выбивали зубы. Так, до полусмерти были избиты на до­просе две комсомолки, которых че­рез два дня увели на расстрел.

 

На расстрел женщин уводили це­лыми группами. В январе 1942 г. расстреляна была группа в 600 че­ловек женщин и детей. В марте 1942 года расстреляли группу в 50 чело­век, в том числе директора средней школы тов. Лиекне.

Несмотря на расстрелы и на высокую смертность, заключенных в тюрьме не становилось меньше: все время прибывали новые и новые уз­ницы —  большей частью латышки, но немало было и русских, по­лек, евреек. Положение последних было особенно трагическим. Они со­держались в отдельных камерах и получали лишь половину голодного тюремного пайка.

 

«Мне однажды довелось заглянуть в камеру еврейских женщин, — вспоминает тов. Борман. — Заку­танные в лохмотья, они сбились в кучку. В их глазах застыло безумие или пустота смерти. Я уверена, что они ожидали смерти, как величай­шего счастья».

Смерть царила в фашистских за­стенках. Но фашистские стенки разбиваются один за другим под ударами Красной Армии. Смерть обернулась против палачей и идет карающая, по звериному логову фашистов.